Евгеника – это движение, главной целью которого является улучшение генотипа определенной популяции. Авторство термина обычно приписывают британскому ученому XIX века сэру Фрэнсису Гальтону, который в 1904 году основал первую евгеническую лабораторию в Университетском колледже Лондона (UCL). Однако вскоре идеи улучшения породы нации распространились по всему миру.

В стороне не осталась и Эстония. По мнению Пэрис Пин-Ю Чен, недавно защитившего докторскую диссертацию по истории эстонской евгеники в Университетском колледже Лондона, это учение здесь не было личным проектом нескольких сумасшедших ученых, а распространилось, получив поддержку и институционализированную форму, чем бросилось в глаза многим странам Центральной Европы.

Как эти идеи и практики попали в Эстонию? Кто и какими способами пытался улучшить эстонскую породу в межвоенный период? Обо всем этом и многом другом порталу Novaator рассказал Пэрис Пин-Ю Чен, стипендиат программы Estophilus, который в настоящее время проводит исследования в тартуских архивах.

Зарождение эстонской евгеники

"Хотя евгеника появилась в XIX веке, ее золотой век пришелся на первую половину XX столетия. Идея о том, что характеристики народа передаются по наследству, и их можно усилить или устранить с помощью человеческого вмешательства, тем самым улучшив биологические качества группы, стала популярной в период между двумя мировыми войнами. В более общем смысле евгеника была просто новым научным способом формулирования старых социальных проблем", – объясняет Чен.

По мнению исследователя, эстонская история евгеники имеет две отправные точки: Яан Тыннисон и Тартуский университет. По словам Чена, главный редактор газеты Postimees и впоследствии премьер-министр привнес первые идеи евгеники в Эстонию. "Тыниссон был одним из лидеров движения за трезвость и считал, что эстонский народ потребляет слишком много алкоголя. Участвуя в международных конференциях по борьбе с алкоголизмом, он, очевидно, почерпнул оттуда идеи евгеники и пришел к мысли о необходимости реформирования эстонской породы", – говорит Чен.

В Тартуском университете евгеника получила широкое развитие в первом десятилетии XX века. Хотя она не преподавалось как отдельный предмет, евгеническое мышление, по словам Чена, проникало в лекции многих ведущих ученых того времени. Одним из них был Евгений Шепилевский, профессор медицины, который опубликовал первую книгу по евгенике в Российской империи.

Идеи Шепилевского, сформировавшие евгенические знания целого поколения эстонцев, не знали национальных границ. Например, по словам Чена, среди учеников тартуского профессора было немало молодых людей, которые впоследствии стали латышскими евгенистами. Среди них психолог Германис Будулс и антрополог Екабс Приманис.

Таким образом, эстонская евгеника родилась не в вакууме. Как Тыниссон находил мыслителей за границей, так и тартуские ученые имели сети, через которые к ним попадали самые свежие идеи из стран Западной Европы. По мнению Чена, лучший способ получить представление об эстонской евгенике – изучить ее транснационально, рассматривая контекст, сформированный глобальными структурами власти и иерархиями.

"В случае с Эстонией нельзя обойти стороной и глобальные тенденции – то, как расовое мышление, вдохновлявшее евгенику, распространилось по всему миру благодаря взаимодействию империализма и колониализма. Есть и конкретные международные организации, через которые передавались эти знания", – объясняет Чен.

Одним из таких объединений была Международная федерация евгенических организаций, членом которой Эстония стала в 1928 году. По мнению исследователя, в современном мире идеологию федерации лучшим образом отражает менталитет сообщества, поддерживающего превосходство белой расы. "Это евгеническое течение стало особенно сильным в конце 1920-х и в 1930-е годы, когда эстонцы стали восприниматься как представители белой расы, а не азиаты. Осознание места эстонцев в глобальной иерархии, возникшее в этом контексте, заставляло местных жителей все больше беспокоиться о евгеническом упадке нации", – добавляет Чен.

Ни в Эстонии, ни во всем мире евгеника не была внутренне однородной. Напротив, по словам Чена, это учение с самого начала характеризовалась распрями разных школ по поводу методов и практик. Самым большим из этих разногласий, которое привело к распаду федерации в 1933 году, было различие между позитивной и негативной евгеникой.

Позитивная евгеника была направлена на поощрение передачи наследственных признаков, которые считались необходимыми для общества. Такой подход включал в себя, например, доступ к медицинскому обслуживанию, детские пособия и другие меры, направленные на повышение рождаемости среди людей, которых считали достаточно достойными.

Как можно догадаться, "негативные евгеники" действовали на основе обратной логики. Суть их подхода заключалась в ограничении репродуктивных возможностей "оскорбляющего породу" элемента нации. Для этого предлагались самые разные меры – от принудительной стерилизации до ограничения браков.

Главные герои

По мнению Пэриса Чена, в истории эстонской евгеники было два главных героя: Ханс Мадиссон и Юхан Вильмс.

Первый был секретарем Эстонского евгенического общества и самым активным сторонником местного законодательства о стерилизации. "По своим взглядам он был полным экстремистом. Он считал, что всех преступников и любых людей, отклоняющихся от признанных социумом сексуальных норм, нужно стерилизовать или кастрировать. К счастью, не все его убеждения попали в последнюю версию закона, который вступил в силу в 1937 году", – добавляет исследователь.

По словам Чена, Мадиссон лучше чем кто бы то ни было знал, как успешно продвигать евгенику. Во второй половине 1920-х годов он открыл в Тарту фирму консультаций по вопросам брака. "Подход Мадиссона сильно выделялся. Он рекламировал себя как предлагающего помощь тем, у кого были сексуальные проблемы. Это сообщение привлекло большое внимание СМИ того времени, и поэтому фирма стала очень успешной", – объясняет Чен.

Другая ключевая фигура эстонской евгеники, Юхан Вильмс, тоже работал брачным консультантом, давая советы в Таллинне. По словам Чена, Юхан, брат известного государственного деятеля Юри Вильмса, пришел к евгенике через движение за трезвость и возглавил таллиннское отделение Эстонского евгенического общества. Он продвигал учение через развитие местной физической культуры.

"Мадиссон и Вильмс, безусловно, самые важные. Они гастролировали и читали публичные лекции. Писали в газетах и составляли памфлеты. Оба были очень активны в эстонском обществе евгеники. Все остальные были гораздо сдержаннее, чем эти двое", – отмечает Чен.

Институты

Самой важной организацией, по мнению Чена, было уже упомянутое Эстонское евгеническое общество, основанное в Тарту в 1924 году. Оно всегда была фаворитом публики, привлекая сторонников на самом высоком уровне. Финансовую поддержку организации оказывали глава государства и движение за трезвость, а также, например, Таллиннский отдел регистрации семьи и городская управа Тарту. Свои доходы общество получало от продажи печатной продукции. Например, по словам Чена, оно издало справочник по расовой гигиене, который оказался весьма популярным.

По мнению исследователя, самая серьезная идеологическая перемена в обществе произошла в начале 1930-х годов. "1920-е годы были очень пестрыми. Внимание уделялось максимально широкой амплитуде различных подходов. Говорили об улучшении здравоохранения, благополучии детей и евгенической стерилизации. В начале 1930-х годов ситуация изменилась, и все больший упор делался на негативные евгенические меры. Наряду со стерилизацией, например, на первый план вышел вопрос о запрете на брак для людей с психическими расстройствами", – объясняет Чен. В связи с этим общество предложило обязать все пары, обращающиеся в ЗАГС, предоставлять справку о состоянии здоровья перед вступлением в брак.

Поскольку в 1930-х годах общество также начало сотрудничать с Эстонским националистическим клубом, важной темой стал вопрос ограничения иммиграции, который преобладал в посланиях американских евгенистов. В частности, эстонские последователи хотели ввести медицинскую проверку, которая оценивала бы пригодность иммигрантов к местным евгеническим характеристикам. Хотя эта тема привлекла большое внимание общественности, по словам исследователя, она не была закреплена в законе.

Другим учреждением, которое, по мнению Чена, несет историческую ответственность за дело евгеники в межвоенной Эстонии, является Тартуский университет. "Учение нашло свое пристанище в университете в 1939 году, когда был создан Институт евгеники. Ханс Мадиссон преподавал в университете и раньше, опираясь на существующие материалы по евгенике, но в 1939 году учение приобрело конкретную институционализированную форму", – поясняет исследователь.

По словам Чена, правительство оказывало прямое давление на институт. Например, когда университет был заинтересован в том, чтобы дождаться открытия института и организовать серьезный конкурс на должность заведующего кафедрой, правительство потребовало отдать этот пост единственному кандидату Мадиссону.

По словам Чена, вновь созданная кафедра была открыта для лучших ученых-евгеников мира. Исследователи, работавшие в ней, отправлялись в учебные поездки в центры евгеники в нацистской Германии. Было налажено сотрудничество с институтами в Мюнхене, Франкфурте и Вроцлаве. Среди прочего, эстонцы посещали лекции Евгения Фишера, знаменитого деятеля немецкой евгеники и большого авторитета для Гитлера. По словам Чена, идеи Фишера формировали взгляды эстонских евгеников и в печати. Например, местное общество ссылалось на его работы в своем пособии.

Общества и корпорации, действовавшие при университете, не остались в стороне от евгеники. По словам Чена, члены корпораций читали лекции по евгенике, начиная с наследственности и заканчивая перенаселением азиатов. "Многие из них прямо или косвенно ссылались на учебник Эстонского общества евгеники "Pärivus ja valik: tõutervishoiu käsiraamat" ("Наследственность и отбор: справочник по здоровью породы"). Таким образом, можно предположить, что публикация Общества имела широкую аудиторию в студенческой среде", — добавляет исследователь. По его словам, наибольшее число евгенистов и евгенически настроенных интеллектуалов было сосредоточено в студенческом обществе Раимла, среди выпускников которого были Мадиссон и Юхан Аул, антрополог, защитивший в 1938 году докторскую диссертацию о породе жителей Западной Эстонии.

Кроме того, во второй половине 1930-х годов в истории эстонских евгенических институтов появилась самая мощная глава – Закон о стерилизации, который был утвержден в 1936 году и вступил в силу весной 1937 года. Известно, что в Эстонии был стерилизован или кастрирован 41 человек, большинство из них – женщины.

Широкое распространение

По мнению Пэриса Чена, ключевым моментом евгеники в Эстонии была ее повсеместная популярность. Евгеническое мышление не было уделом лишь нескольких энтузиастов, язык, взгляды и деятельность этого направления затрагивали все слои общества. Возьмем роман А.Х. Таммсааре "Я любил немку" (1935), в котором тоже говорится о человеческих породах. Конечно, нельзя сказать, что Таммсааре был евгенистом, но подобная лексика определенно витала в обществе", — объясняет Чен.

Например, в год выхода книги Таммсааре в Таллинне прошел конгресс по евгенике, который, по словам Чена, стал главной темой местных СМИ на несколько месяцев. На нем выступали эстонские евгеники, представители сливок общества и даже Константин Пятс.

"Один из самых интересных выводов моего исследования заключается в том, что влияние столичного конгресса имело явные последствия в других частях Эстонии. В провинциях и селах проводились показательные судебные процессы над неженатыми мужчинами, обвиненными в антигосударственной деятельности, то есть в замедлении роста населения и неевгеническом поведении. Если в больших городах, таких как Вильянди, в этом присутствовала определенная доля юмора, то в небольших поселениях, таких как Аудру, грань была гораздо более размытой, – объясняет Чен.

Границы между серьезностью и юмором размывались из-за того, что демонстрации проводились местными влиятельными личностями. В судейском кресле можно было увидеть пасторов церквей, сельских старшин и других больших шишек. Кроме того, обвиняемыми не всегда были подставные актеры, а также и обычные члены общины, которым не посчастливилось остаться холостыми.

Как ни странно, евгеническое мышление можно было обнаружить даже в более прогрессивной части межвоенного эстонского общества – среди феминисток. "Были те, кто был убежденным евгеником и состоял в обществе, были и те, кто использовал евгенику стратегически, чтобы улучшить положение женщин", – говорит исследователь.

На евгеническом конгрессе, когда мужчины выступили с докладом об улучшении качества эстонской породы и увеличении рождаемости, Хельми Мяэло и Мари Рейсик, активные участницы женского движения, ответили, что согласны с этим посылом. Однако они обратили внимание на то, что для достижения этой цели необходимо использовать иные социальные рычаги.

"Они призвали участников-мужчин взглянуть на положение матерей-одиночек. По их мнению, правильным евгеническим подходом было бы пересмотреть распределение детских пособий таким образом, чтобы в первую очередь помогать матерям и их детям, а не исчезнувшим отцам", – говорит исследователь. Таким образом, предложение женского движения заключалось в том, чтобы поддерживать ту сторону, которая фактически несет ответственность за воспитание ребенка. По словам Чен, мужчины на съезде полностью проигнорировали эти замечания.

Помимо перераспределения алиментов, важным вопросом для некоторых феминисток-евгенисток была стерилизация. Они утверждали, что если сделать мужчин бесплодными, то это поможет сократить количество абортов и тем самым защитить здоровье женщин. "Феминистская евгеника интересна и отличается тем, что она в основном фокусировалась на интересах женщин и более широкой системы здравоохранения. Мужчины либо вообще игнорировали эти вопросы, либо использовали их в угоду собственным корыстным интересам", – добавляет Чен.

После потери независимости

Во время немецкой оккупации евгеника в Эстонии, конечно, процветала, а расовые исследования, проводившиеся в Тартуском университете, набирали обороты. Советские же власти закрыли этот институт навсегда. В 1920-х годах в России существовало сильное евгеническое движение, но с приходом Сталина оно стало ассоциироваться с фашизмом и было запрещено. То же самое произошло и в Эстонии, где одним из первых шагов советских властей стала отмена закона о стерилизации.

Интересной темой, по мнению Чена, является то, как бывшие евгеники пытались восстановиться после начала холодной войны. Например, Юхан Аулист стал генетиком и антропологом. "Если мы посмотрим на их более поздние исследования, то станет ясно, что прежние евгенические идеи и шаблоны перекочевали в их последующую работу. Публично они могли осуждать свои прошлые действия, но в действительности это не всегда отражалось в их последующих исследованиях", – резюмирует Пэрис Чен.